С детства она была окружена книгами. Папирусные свитки и кодексы из
пергамента находились повсюду: и на полках и на рабочем столике отца. А главное,
они жили на территории Мусейона, научного центра и высшей школы, которой
гордился Египет. Рядом с их комнатами размещалось крупнейшее книгохранилище мира
– Александрийская библиотека. Основанная и собранная наследниками Александра
Македонского, она во времена Цезаря, когда город подвергся разграблению,
потерпела непоправимый ущерб. По свидетельству древних писателей, сгорело
семьсот тысяч томов. Но славу библиотеки удалось восстановить. Антоний, чтобы
сделать приятное Клеопатре, приказал доставить в Александрию книжные сокровища
Пергама. При императоре Аврелиане библиотека снова сильно пострадала. Кровавая
междоусобица, сопровождавшаяся пожарами, уничтожила почти весь квартал, где она
находилась.
Когда снова воцарился мир, ученые Мусейона с остатком книг были переселены на
акрополь, в помещения, принадлежавшие Серапеуму. Александрия славилась своими
храмами, но Серапеум считался самым знаменитым. Он был столь прекрасен, что даже
историк Аммиан Марцеллин, известный своим красноречием, уверял, будто бессилен
его описать. Особенно красивы были многочисленные внутренние дворики, окруженные
колоннадой, тенистые аллеи, дышащие жизнью статуи, рельефы, фрески. «Все это
украшает Серапеум в такой мере, – замечал Аммиан Марцеллин, – что после
Капитолия, которым увековечивает себя достославный Рим, ничего более
великолепного не знает вселенная».
Теон, отец Гипатии, был видным астрономом и знатоком механики. Он гордился,
что продолжает дело великих ученых и принадлежит я Мусейону, научному обществу,
в стенах которого работали прежне Эвклид, Аполлоний Пергский и Клавдий Птолемей.
Гипатия рано стала проявлять интерес к занятиям отца. Она полюбила геометрию и
исписывала множество табличек, учась доказывать теоремы. Ей нравилось в звездные
ночи наблюдать небо. Брат ее под руководством отца тоже успешно постигал
математику, но отставал от Гипатии. Девочка отличалась удивительной
сообразительностью и, что было особенно редкостным, обнаруживала незаурядные
способности к механике. Она подолгу смотрела, как работают ремесленники.
Подражая Теону, мастерила несложные инструменты, нужные для астрономических
наблюдений.
Мусейон славился не одними математиками. Стоило в любой стране неизвестному
врачу показать документы, удостоверяющие, что он учился в Александрии, как к
нему тут же проникались доверием. Под кровом Мусейона в свое время наставляли
мудрости многие видные ученые. И здесь, как в Афинах и Риме, расцветала
философская школа неоплатоников.
За книгами древних философов Гипатия провела многие годы. Широта интересов,
удивительная работоспособность, острота ума, глубокое понимание Платона и
Аристотеля снискали ей уважение профессоров Мусейона. Она была еще очень молода,
когда у нее появились первые ученики. Вместо обычной одежды молодой девушки она
стала носить темный плащ философа.
распространялась все шире и шире. Александрия, жемчужина Египта, издавна
славилась своими учеными. Теперь Гипатия становилась ее новой гордостью.
Заинтересованный отец обучил Гипатию музыке, философии, математике, астрономии
и, будучи ещё совсем юной девушкой, она смогла стать помощницей
отца.
Благодаря её выдающимся научным трудам, слава о Гипатии
распространилась далеко за пределы Александрии. Её называли умнейшей,
скромнейшей и лучшей из философов.
Тем временем христианство в
Александрии боролось с язычеством. Был разрушен и разграблен прекраснейший
языческий храм – Серапетум, и "заодно", находившаяся неподалеку Александрийская
библиотека. Испуганный Теон запер свою дочь в доме, что бы она не поспешила на
защиту обители знаний. Гипатия рыдала несколько дней подряд и долго не могла
вернуться к обычной жизни.
Она очень долго носила траур, а когда сняла
его, ушла в науку так, как другие уходят в монастырь, целиком и полностью
посвятив себя математике, астрономии, механике, философии.
Сама девушка
придерживалась старой веры, но это не помешало ей изучить многие христианские
труды того времени. Она даже консультировала некоторых богословов!
Вскоре
император Гонорий издал указ, в котором требовал от всех язычников явиться пред
его светлы очи, сжечь свои книги, отречься от своей веры и принять христианство.
В противном случае, их ждала смерть. Гипатия не собиралась отказываться от своей
веры. И её пощадили. Слишком велика была слава мудрейшей женщины. Умирая, Теон
попросил дочь не вмешиваться в религиозные и политические распри, которые только
отнимают время от науки и обучения.
Под прикрытием фраз о чистоте веры шла оголтелая борьба за власть. Пока христианство не превратилось в государственную религию, ее духовные вожди требовали только одного – терпимости и свободы совести. Стоило же христианству победить, как зазвучали другие призывы, призывы уничтожить язычество. Нетерпимость стала величайшей добродетелью. “Не пристало одной религии утеснять другую”, – когда-то провозглашал христианский писатель
Тертуллиан, Но жизнь быстро переиначила эти слова: одна религия не может не утеснять другую. Более того, среди самих христиан начались раздоры. “Христиане, враждуя между собой, – замечал один летописец, – ведут себя хуже лютых зверей”.
Все эти годы Гипатия продолжала преподавать, не вмешивалась в распри, держала в узде и уста и сердце. Она научилась молчанию. Но ее все чаще мучила мысль, что это тоже пособничество преступлению. Она пыталась себя оправдать: что одна она, женщина, может сделать в век величайших потрясений, когда рушится империя, когда в движение пришли целые народы, когда десятки тысяч варваров, как набегающие волны, захлестывают пограничные области, когда все перемешалось – племена, вероисповедания, обычаи, идеи?
Она жила для науки: открывала юношам глубины философии и посвящала их в тайны математики. Она сопротивлялась наступавшему варварству, сохраняя и распространяя знания, накопленные светлейшими умами человечества. Гипатия свято блюла завет отца и смолчала даже тогда, когда Кирилл изгнал из Алексаядрии тысячи ее коренных жителей. Так неужели теперь из-за фимиама, расточаемого вокруг казненного злодея, она нарушит слово? Новое идолопоклонство, безрадостное и мрачное, вызывает у нее отвращение, но это ничто по сравнению с другими преступлениями Кирилла.
Несметная толпа скорбящих и юродствующих теснилась у церкви, где Кирилл воздавал последние почести великомученику Фавмасию, а в доме Гипатии продолжались обычные занятия.
Ее все чаще охватывало чувство неудовлетворенности и тревоги. Прошло больше двадцати лет с тех пор, когда, пытаясь защитить сокровища Александрийской библиотеки, сражались и гибли ее друзья, молодые ученые. Отец ее удержал, она осталась в живых. Неустанным трудом она добилась того, чего не достигла ни одна женщина. Современники считали ее первой среди философов. Руководимая ею школа была известна далеко за пределами Александрии. Приобщаться мудрости приезжали к ней из многих стран. Но благословенной внутренней гармонией, о которой как о величайшем благе говорили любимые ею философы, Гипатия похвастаться не могла.
Имела ли она право все это время хранить молчание? Она много думала о разгроме Серапеума, о друзьях, погибших с оружием я руках, и не испытывала гордости за свой долгий, длящийся десятилетиями научный подвиг. Может быть и ей следовало умереть тогда же, умереть под ударами фанатиков, среди обагренных кровью книг?
Гипатии однажды рассказали, что неподалеку от Александрии среди развалин какого-то храма монахи обнаружили целую библиотеку греческих и римских писателей. Кирилл, находившийся там проездом, осмотрел ее. Среди рукописей было много ценного, в том числе труды Платона и Аристотеля. Монахи во главе с настоятелем требовали предать всю эту языческую мерзость сожжению. Епископ, не желая терять доверие “черных людей”, составлявших его опору, дал согласие. В костер полетели бесценные свитки. А несколько дней спустя, выступая в Александрии с проповедью, Кирилл среди прочего разглагольствовал и о Платоновых идеях! Гипатия не скрывала возмущения.
Кирилл, не в пример своему предшественнику-дяде, мужиковатому и неотесанному, был широко образован. В молодости он слушал философию у Гипатии и изучал греческих мыслителей: Он считал себя знатоком богословия и брался разрешать любые вопросы. Опровергая доводы противников, Кирилл был не прочь блеснуть ученостью. У него была отличная память. Он цитировал наизусть пространные библейские тексты.
Гипатия возвращалась домой в носилках. На одной из улиц, поблизости от церкви Кесарион, стоящей у моря, дорогу ей вдруг преградили монахи. В мгновение ока по чьему-то сигналу на улицу высыпала толпа нитрийских пустынников и парабалан. Ими распоряжался чтец. Петр. Гипатию подстерегли. Засада. Бесполезно кричать и звать на помощь. Она окружена стеной неумолимых врагов. В руках у них камни, палки, куски черепицы, острые раковины, подобранные на берегу…
Ее стащили с носилок, швырнули на землю, поволокли к церкви. Там – в священнейшем для каждого христианина месте! – монахи, сорвав с нее одежды, принялись ее бить. Гипатию били нещадно, били с исступлением, били остервенелые фанатики, били, когда она давно уже была мертвой,
Останки ее выволокли из церкви и потащили на площадь, где заранее был разожжен огромный костер.
Страшная весть повергла Ореста в смятение. Гипатию убили и бросили в огонь!
Префект Александрии был сломлен. Он не рискнул даже послать в Константинополь доклад о случившемся. Убийство. Гипатии, по словам одного летописца, “угасило вражду” между Кириллом и Орестом. Префект решил, пока не поздно, помириться с епископом. Он признал себя побежденным.
Кирилл стал безраздельным властителем Александрии.
Это произошло в 415 году, в месяце марте, во время великого поста.
Убийство Гипатии осталось безнаказанным. И хотя многие в Александрии прекрасно знали, что Кирилл истинный вдохновитель этого злодейства, положение его не пошатнулось. Он, напротив, наслаждался ощущением силы. Орест больше ему не перечил. Даже сообщение об этих событиях было послано через голову префекта. Группа каких-то граждан Александрии, возмущенная, как видно, безнаказанностью преступления и позицией Ореста, направила по собственной воле в Константинополь делегацию, чтобы рассказать о происшедшем. Но Кирилл тоже не дремал. Дамаский сообщает, что Эдесий, важный сановник, занимавшийся расследованием, был подкуплен и избавил убийц от наказания.
Слава Гипатии была слишком громкой, и не так-то просто было изобразить эту замечательную женщину исчадием ада. Церковь предпочла иной путь. Гипатию сделали чуть ли не христианской мученицей.
В “Житии святого Кирилла Александрийского” все выглядит уже так: “В Александрии проживала одна девица, по имени Гипатия, дочь философа Теона. Она была женщина верующая и добродетельная и, отличаясь христианской мудростью, проводила дни свои в чистоте и непорочности, соблюдая девство. С юности она была научена своим отцом Теоном философии и настолько преуспела в любомудрии, что превосходила всех философов, живших в те времена. Она и замуж не пожелала выйти отчасти из желания беспрепятственно упражняться в любомудрии и изучении книг, но в особенности она хранила свое девство по любви ко Христу”. Убили ее “ненавидевшие мир мятежники”. Нитрийских монахов в городе тогда не было. Узнав о происшедшем, они “исполнились скорби и жалости к неповинным жертвам мятежа” и, придя в Александрию, чтобы защитить Кирилла, забросали камнями колесницу префекта [14].
Услужливые историки надежно и надолго окрыли истину.
Гипатию убили дважды: одни монахи растерзали ее в церкви, другие принялись последовательно и упорно уничтожать созданные ею книги. Гипатию обрекли на вечное молчание. Тем временем сочинения Кирилла размножали сотни переписчиков. Житие его украшали миниатюрами.
Несмотря на усилия ученых и писателей, пытавшихся восстановить истину и воссоздать подлинный облик Гипатии, справедливость так и не восторжествовала. В церквах поклоняются иконам с ликом “святого” Кирилла Александрийского. Из-под печатных станков все еще выходит его полное лжи жизнеописание. На полках библиотек стоят его многотомные сочинения.
А из книг Гипатии до сих пор не найдено ни единой строчки.
Свежие комментарии