Как и в более ранние периоды, жития святых играли важную роль в литературе в XV и XVI столетиях. XIV и первая половина XV столетий – классический период русской агиографии и ее величайшего мастера Епифания Премудрого (умершего до 1422 г.) – автора «Жизнеописаний» св. Сергия Радонежского и св. Стефана Пермского.
1630 Епифаний был вдохновлен духовными качествами этих двух святых, его произведения были в высшей степени художественны.Другим выдающимся агиографом XV в. был серб Пахомий Логофет, который приехал в Россию около 1429 г. и умер там до 1484 г.1631 К XVI в. агиография приходит в упадок как литературный жанр, хотя новые жития святых и пересмотр более старых работ были еще многочисленны.
Замечательной и высоко оригинальной работой, рассматриваемой в это время как агиографическая, была легенда о Петре, князе Мурома, и мудрой деве Февронии, дочери простолюдина. Повествование было фактически художественным, редкостью в древнерусской литературе. Оно представляло собой историю любви, проникнутую элементами фольклора, спиритуализированную и смешанную с христианскими чувствами. После многочисленных препятствий и приключений Петр женился на Февронии и они правили Муромом «справедливо и смиренно». Когда приблизилась смерть, они приняли монашеский обет и умерли почти в тот же час.1632 Легенда могла появиться в XIII в. Сперва она существовала в устной форме, затем в письменной и достигла окончательного завершения в начале 1540-х гг. В 1547 г. Петр и Феврония были канонизированы церковью. О популярности этого произведения говорит тот факт, что сохранилось около полутораста ее рукописей.
Житие муромских чудотворцев свв. благоверных князей Петра и Февронии это великолепный памятник литературы XVI в., написанный живым, красочным языком народных сказаний и былин. Это и замечательный духовный памятник, представляющий нам идеал великой и чистой любви.
Авторм жития был псковский монах Ермолай-Еразм, которого царь, заинтересовавшись его работами и проектами реформ, перевел в столичный дворцовый собор Спаса-на-Бору.
А свв. Петра и Февронию Иван Васильевич особо чтил. Напомню, государь поклонился их мощам, направляясь на войну. Но они являются и покровителями православной семьи. И взятие Казани, а одновременно рождение сына, конечно, свидетельстовало о их заступничестве. После победы государь благодарил Господа строительством храмов, в том числе в Муроме. Святых заступников, способствовавших победе, почтили и иными способами. Приближенный царя Аркадий — тот самый, у которого исцелилась рука у гробницы св. Александра Невского, составил Житие этого князя . Очевидно, тогда же Ермолаю-Еразму было поручено написать Житие свв. Петра и Февронии. Для этого автор собирал муромские предания (не исключено, что он вместе с многими другими священниками участвовал в походе).
Но как только мы уточняем время написания, невольно обращает на себя внимание сюжет Жития. Св. Петр убивает лютого змея, потом следует тяжелая болезнь. Петра выхаживает мудрая красавица Феврония, дальше — бунт бояр, не желающих служить княгине низкого рода, и супруги садятся на струги, плывут в изгнание… А теперь сопоставьте с реальными событиями, происходившими как раз тогда же, в 1552–1553 гг. Иван Грозный берет Казань. Вслед за этим — опасная болезнь, Анастасия днюет и ночует у постели царя. И боярский бунт. Отношение заговорщиков к царице было в точности таким, как описано в Житии, князь Ростовский возмущался, что царь «нас истеснил… поял рабу свою, и нам как служити ей?» Разве что до изгнания дело не дошло, было другое плавание, паломническое.
Сколько совпадений! Учтем, что автор был близок ко двору. В ходе работы над столь важным Житием его обязательно должны были читать и царь, и царица. А отсюда напрашивается в общем-то логичный вывод. В литературных образах свв. Петра и Февронии Ермолай-Еразм так или иначе, вольно или невольно, должен был отразить какие-то черты… Ивана и Анастасии! И это подтверждается текстом Жития. Например, в нем настойчиво подчеркивается, что муромские князья были «самодержцами» в своих владениях. Историческим реалиям XII – начала XIII в, когда жили и правили свв. Петр и Феврония, это не соответствует. Но во времена Ивана Васильевича было очень актуально.
Причем стоит обратить внимание, св. Петр изображен в Житии довольно схематично. Главное действующее лицо — св. Феврония. Конечно, это вовсе не означает, что в царской семье лидировала жена. Это может означать другое — что Ермолай-Еразм был ближе к ней, чем к царю. В своем произведении он (в отличие от Адашева и Сильвестра) явно не симпатизирует крамольным боярам. А это свидетельствует о близости Ермолая-Еразма к партии Захарьиных. (Кстати, вполне может быть, что и его реформаторские проекты попали к государю тем же путем, как работы Пересветова — через родственников царицы).
Ну а в итоге получается, что в образе св. Февронии, который изображен в Житии, мы с вами имеем литературный портрет Анастасии. Нет, разумеется, не доскональный «рисунок с натуры». Автор был глубоко верующим человеком и писал именно о святой. Тем не менее, в произведении должны были отразиться реальные черты царицы. И ее портрет оказывается очень далеким от того, какой обычно изображают Анастасию — эдакой бессловесной «тенью», сидевшей где-то в тереме, молившейся потихонечку и не игравшей никакой самостоятельной роли. Напротив, мы видим весьма яркую личность. Умную, деятельную, волевую, женщину-правительницу, женщину-политика, советницу царя, «чадолюбивую мать» для народа.
Неожиданно? Но, как ни парадоксально, все это подтверждается другими источниками! Если русские летописи приводят для Анастасии «стандартный» набор эпитетов: добродетель, смирение, набожность, то отмечают и ум — а его выделяли отнюдь не у всех цариц. Уже говорилось, что Иван IV, уезжая на войну, дал своей супруге «царскую волю». Вряд ли такие права могли быть даны женщине, не имевшей понятия о политических проблемах, чуждой вопросам государственного управления. Ну а англичанин Горсей пишет, что Анастасия была «мудрой», «влиятельной». А к тому, что ее почитали и любили подданные, добавляет — «боялись». Кто боялся? Уж наверное, не простонародье, которое души в ней не чаяло. Зато изменник Курбский в своих обвинениях откровенно нападает на «жен-чародеек», якобы дурно влиявших на московских властителей, настраивая их против «лучших» советников. Здесь имеются в виду жены прежних государей Софья Палеолог и Елена Глинская — и Анастасия тоже (и Курбский подтверждает, что все «зло» шло «от Захарьиных»).
После мартовского мятежа 1553 г. царица стала главной противницей «избранной рады». Факты показывают: в страшные дни кризиса Анастасия видела или слышала нечто такое, чего не знал муж, метавшийся в беспамятстве. Она не просто заподозрила, она вынесла твердое убеждение, что Сильвестр и Адашев — тайные враги царя и его семьи. Конечно, она поделилась сомнениями с супругом. Но Иван Васильевич не придал им значения. Может быть, счел необоснованными, плодом женской фантазии. Или допускал, что советники проявили временную, вполне простительную слабость. В конце концов, они же не ушли к мятежникам, и в делах помогают, столько пользы приносят. Но Анастасия была уверена, лидеры «избранной рады» — враги. Только доказательств она не имела. И она повела собственную борьбу.
Петр и Феврония – муромские святые, канонизированные в 1547 г. В «Повести о Петре и Февронии» говорится, что Петр княжил в Муроме. В летописях, однако, такой князь не упоминается. Упоминаеся Давид сын Юрия Муромского.
внук Владимира Святославовича, первого великого князя Рязанского. Принято считать, что именно этот князь и его супруга являются канонизированными и почитаемыми православной церковью святыми Петром и Февронии.
Вступил на княжеский престол после смерти старшего брата Владимира. Лаврентьевская летопись говорит об этом 1205годом.
однако, под тем же годом она сообщает о походе южнорусских князей против половцев, захвате Романом Галицким Рюрика Ростиславича и начале княжения в Киеве Ростислава Рюриковича — событиях, происходивших в 1203—1204 годах. По житию св. князь Давид принял княжеский престол после смерти старшего брата князя Павла (возможно, имя Владимира в крещении).
Во время своего княжения был ориентирован на политику Великого княжества Владимирского, выступал на стороне великого князя Владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, а затем его сына Юрия, во всех значимых походах и сражениях того времени. Так, в 1207 году Давыд Юрьевич пришел на помощь Всеволоду Юрьевичу во время его похода на Рязанскую землю под Пронск. Князь Пронский Михаил Всеволодович бежал в Чернигов к тестю Всеволоду Чермному. Жители, которых возглавил Изяслав — двоюродный брат Михаила Всеволодовича — обороняли город в течение шести недель, ожидая помощи от Рязани, но испытывали острую нехватку продовольствия и воды. После неудачной попытки деблокирующего удара рязанцев город сдался на милость победителя. Изяслав был отпущен с миром, а вместо него Всеволод отдал Пронск его брату Олегу Владимировичу, который был среди осаждавших. Однако в следующем, 1208 году, узнав о своеволии, Всеволод забрал у Олега Владимировича Пронск и дал город Давыду Юрьевичу Муромскому. В том же году Олег с братьями выгнал Давыда из Пронска и отдал его Михаилу.
В борьбе за владимирское великое княжение после смерти Всеволода Большое Гнездо Давыд поддерживал Юрия и Ярослава Всеволодовичей. В 1213 году он участвовал в походе великого князя Юрия Всеволодовича на Ростов, в 1216 году муромская дружина приняла участие в Липицкой битве в составе объединенных силВладимира, Переяславля, Суздаля и некоторых других уделов на стороне великого князя Юрия Всеволодовича против объединённого войска Новгорода, Пскова,Смоленска, Торопца, Ростова. В 1220 году Давыд послал своего сына Святослава с войском для участия в совместном с владимирцами походе против волжских болгар.
Незадолго до смерти князь Давид Юрьевич и его супруга приняли монашеский чин с именами Пётр и Евфросиния. Житие праведников, которое дополнено имеющимися летописными сведениями, свидетельствует о том, что кончина святых князя Давида (Петра) и княгини Февронии (Евфросинии) последовала в один день и час в период Пасхальной Седмицы, выпавшей на апрель 1228 года. Летописи дополняют этот факт сведениями, что за несколько дней перед этим скончался их младший сын — князь Святослав Давидович (который, предположительно, также был погребен в княжеской усыпальнице). Кончина святого муромского князя Давида с супругой и сыном выпала на время служения в Муроме епископа Муромского и Рязанского Евфросина I Святогорца (1225—1239), который, вероятно, совершил их постриг в монашество, дав княгине соименное со своим монашеское имя, а также, предположительно, совершил церковное погребение княжеской четы.
«История нашей Церкви очень сложна, как и история земли нашей, – подчеркнул Святейший Патриарх Кирилл 7 июля в своем слове, посвященномм празднованию памяти Иоанна Предтечи и всех святых, в земле Российской просиявших.
«Сегодня мы также переживаем непростые времена. Формально никто не пытается бороться с верой, с религией, но сегодня происходит нечто еще более опасное. Сегодня разрушается нравственная природа человека — та самая, которая сама в себе закон, которая способна привести к спасению человека, может быть, всю жизнь не знавшего Божий закон, но жившего по Божественному закону, по совести. Смешение добра и зла, смешение правды и лжи — это то, что разрушает нравственную природу человека, так что он перестает быть способным оставаться самому себе судьей, потому что нет никакой точки отсчета, никакой системы координат, никакой жизненной правды.
Как наши новомученики и исповедники, как угодники Божии, в земле нашей просиявшие, так и православные христиане XXI века призываются к хранению богооткровенных истин, запечатленных в слове Божием и в сердцах наших. Для чего? А для того чтобы быть способным принести покаяние, для того чтобы быть способным, отзываясь на голос своей совести, преодолеть влечение греха, для того чтобы быть способным откликнуться на призывающую Божественную благодать», – подчеркнул Святейший Патриарх.
Свежие комментарии